Розмова з Миколою Боярчуком. Про головне

- Николай, c российского Севера Вы возвратились в город своего детства - Таллинн. Что Вас, взрослого сформировавшегося человека, туда влекло? Европейский выбор?

В Эстонию вернулся, потому что не было другого выбора. Скажем так: стихия перестроечных лихолетий забросила обратно в Эстонию. Говорят же: неисповедимы пути господни! А я добавлю от себя: а человеческие – тем паче! Все мы дети соцреализма, который однажды цинично и грубо кинул нас в жертву акуле... капиталистического счастья. И многие в это время побросали близких, а сколько развалилось семей и искорёжено судеб?! Кто-то считал? И Россия в очередной раз легко кинула соотечественников, увлеченная новым переделом неслыханных по богатству природных ресурсов, недр и сырья. А Украина никогда не бросает своих детей, где бы они ни были, и какую бы новую историческую формацию не объявляли пастухи всечеловеческого стада! И вот один из этих самых простых и никому не известных, потерявшихся сынов Украины, это, конечно, я, Микола Боярчук! И не Украина, как я понимаю, обязана была меня искать, а я ее. Но в данном случае, так получилось, моя родина меня нашла в лице издательства "Лира".

- Из детства в жизнь взрослую нас ведет мечта. Была она у Вас, и под каким же созвездием?

- А как же! Мечтал стать военным летчиком-истребителем и уже в 4-м классе знал все типы самолетов,  какие были и есть в мире, авиаконструкторов, устройство летательных аппаратов, почти всё про историю воздушного флота, попутно о межзвездных путешествиях, устройстве двигателей... Но уже в то время делал наброски каких-то неслыханных прежде произведений! Про космические, конечно, путешествия. И был удивлен однажды, когда мне сотоварищ по комнате в детском доме заявил как-то неожиданно, что он - инопланетянин, внедренный на Землю для какой-то ответственной миссии, и что в тридцать пять лет его заберут! Обратно. А я тогда спокойно и хладнокровно подумал: "Это, брат, ты всё сочиняешь насчет себя! И вот чудно, но про меня ты всё точно сказал!".

Мне померещилось тогда, что я-то и есть тот самый настоящий инопланетянин, но когда меня забрать должны, точно не помню. Мы были фантазёрами. Это как-то мой соперник из параллельного класса Бобров Серега убедил своих и переметнувшихся к нему моих друзей, что он сделает лазерную черепаху, с помощью которой можно разрезать горы, плавить золото, короче, они негров заставят на себя работать, а кто не согласится, тех истребят! Не поморщившись. И далее - деньги, то есть золото нужно им на постройку космического корабля! Но поскольку у них нет кандидатуры на пилота, то вот мне и предложили! занять вакансию! и пошли на мирные условия. Короче, мол, давай вместе! В миры иные!

Ну, я сказал, что негров трогать нельзя, неэтично.  Я не согласен! Если это дело – наш полёт в космос и постройка корабля - с невинными жертвами и международным бандитизмом будет связано! Но на пилота я согласен. Только моё условие - в качестве врача-биолога на звездолет нужно взять Галину Рогаленкову! Мы с ней тогда очень романтично дружили! Братва детдомовская, конечно, об этом знала. Они заорали, что баб нельзя в такое предприятие пускать, они ненадежны! А я ответил, что фиг вам без врача в таком трудном путешествии выжить! И они приняли мои условия!  А потом мои же, было, сбежавшие от меня друзья, выкрали у Боброва всю документацию по этому грандиозному мероприятию и принесли её ко мне: пожелали, чтобы я руководил всей космической экспедицией! Это было в пятом классе 52-ой таллиннской школы.

В общем, в шестом классе я увел народ на Кавказ, жить как индейцы, забив на цивилизацию. Нас поймали после объявления во всесоюзный розыск через две недели. Но мы сами вообще-то сдались. Зима была! Отделались легким испугом, а так обещали всех в колонии упаковать, как малолетних злодеев!

А я стал строить модели самолетов и планеров. Стал чемпионом Эстонии по шахматам, непробиваемым вратарем, лыжником номер один, борьбой занимался, боксом...  Летчиком военным стать не получилось, хотя директор детского дома Борис Иосифович Гольдберг готовил меня в Суворовское училище в Ленинград и оттуда пришло письмо, которое читали перед всеми детдомовцами на утренней линейке, что училище готово принять к себе воспитанника,  то есть меня. 

- Но как же Вы к писательству пришли?

- Еще в юности я брал в библиотеке, -  а сам в это время учился в техникуме, конечно, совсем не по литературному профилю, - например, все про Эмиля Золя и его самые значимые произведения, а также обязательно  письма! Затем – Бальзак, затем – Гоголь. И изучал тщательно. Буквально переписывал в тетрадку отдельные фрагменты текстов, чтобы понять их строй, почувствовать их вкус и смак. И то же самое делал с другими именитыми и мало кому известными авторами! А прежде - античными мудрецами, поэтами... Это случилось после того, как увидел, что путь в военную авиацию мне закрыт, а гражданская привлекала уже не столь сильно. И еще, когда я понял, что я просто должен! Стать писателем! За дедушку! За бабушку! За родных и близких, за друзей и за всё хорошее на свете! 

Но мне стоило трудов все-таки, и много раз, удерживать себя от отчаяния,  чтобы сохранить свою цель, свое видение мира. И был, разумеется, бит, и сам научился бить... А кончилось тем, что бросив МГУ, покатил на Север! Жить как участник, а не наблюдатель  жизни. Но опять же, чтобы лучше ее понять и чтобы… так сделать себе допуск к писательству.

Лет десять назад еще один человек (помимо Вас и Елены Кухарской) сделал то, что делаете Вы сейчас, то есть вдохновляете меня (без всякого преувеличения) на третий раунд этого боя, в котором я и все мы должны обязательно победить. А до этого, в предыдущих раундах, лишь примеривались. Это о писательстве. А человек этот - Виктор Артурович Нюхтилин, широчайшей души ученый, доктор философских наук, и писатель (живет в Краснодаре) прочел как-то в Интернете тот самый мой "Репортаж с того света" и оставил невероятно добрую рецензию, выдав мне такие высокие оценки, что я и до сих пор в них не верю... О том, что я - литературная надежда России и что у нее тоже в моем лице есть свои Коэльо, Абэ, Кортасар и Акутагава. Необыкновенной силы, мудрости и жизненного духа этот человек! Виктор Артурович Нюхтилин.  А еще и юмора!

Но, правда, на тот момент про Пауло Коэльо я ничего не знал и не понимал, почему некоторые из читателей утверждают, что я в своих работах похож на него и даже ему подражаю. Сие обстоятельство заставило меня познакомиться с творчеством этого, скажу сразу, на самом деле Мастера.

А подражать кому-то я никогда не стремился. Наоборот. Да, я пробовал тем же (найденным еще в юности) приемом войти в творческую лабораторию интересных мне авторов и мастеров слова - переписывал и даже учил наизусть некоторые тексты. Например, Андрея Платонова, Николая Семеновича Лескова. Внимательно вчитывался в А. Чехова, М. Булгакова, И. Бунина, Набокова и многих-многих других... А нравились все равно больше всех, например, Курт Воннегут и Ильф с Петровым!

Я стилем - где-то оттуда, то есть где основная особенность - самобытность, самостоятельность языка, выразительность его и эмоциональность, разумеется, предельная искренность, и для меня самое главное - прямой контакт с читателем. И если он читает меня, то он мой! не просто читатель, а соавтор! Поскольку я не сомневаюсь в его чрезвычайной эрудированности и сложнейшем внутреннем мире, ориентированном к добру и еще отмеченном обязательно целеустремленностью, желанием искать, найти и не сдаваться!  И я это знаю, и закладываю предумышленно в текст несколько уровней информации: просто чтиво, не всегда, правда, легкое и увлекательное, непременно - информационную начинку, что, с моей точки зрения, очень важно для любого сочинения, обязательно - особые слои для хорошо знающих и понимающих литературу, философию, историю, и, безусловно,  уже другое измерение - запредельное и сокровенное, что одинаково могут обнаружить и те, кто пришли на мои страницы просто развлечься, и тот, кто приведен той внутренней работой и поиском, что осуществляет он в себе как человек неравнодушный, решающий какие-то важные для себя сразу вселенские и самые задушевные вопросы. Но это уже отдано на откуп его величеству Провидению. Потому что я в отдельных случаях и текстах сам не знаю, откуда это во мне. И кто это, превосходящий меня неимоверно не только по душевным качествам, но еще более и по уму, и того больше - доброте, диктует мне слова и мысли, мало кому прежде известные, потому что считает, что так оно очень важно и нужно другим! И чтобы это досталось людям! И вот здесь я уже просто исполнитель. Не заслуживающий другой раз такой серьезной и ответственной работы. И меня тогда действительно крутит… духом, и я ощущаю силу и твердость, но не свою, а Того, кто её мне внушает как долг мой и службу. И чем лучше строки, чем откровеннее и важнее информация, тем труднее удержать мне ... слезы! Это эмоциональная, конечно, сторона творчества - ощущения грандиозности и трагичности, сострадания и ликования, предвкушения и предчувствия совершенства!

- Мне не особенно нравится творчество Пауло Коэльо. Правда, и не очень много его читала. Вас я читала больше, поэтому мне ближе Ваша проза. Это я в отношении тем, раскрытия их, метафоричности и стилевого многообразия Вашего письма. Хотя, конечно, с  Коэльо мы знакомы в переводе и, может быть, многое теряется и в стилистике, и в иных художественных средствах, используемых им в художественных текстах. Но главное все равно - тема и ее подача. Тут Вы лучше, однозначно.

- Лучше - не лучше, да только его книги несколько раз уже вокруг света обошли, а наши еще и ходить не умеют!

А потом - русский язык на самом деле даёт мощнейшую палитру за счет многозначности, синонимического изобилия, образности и взаимозаменяемости частей речи, их взаимодействия, включая сюда и арсенал из заимствований, и, сдаётся мне, что в этом смысле русский автор получает заведомое преимущество, то есть имеет возможность доставать читателя не только и не столько сюжетом, идеей, но всей силой литературного произведения - не каждый язык столь богат и виртуозен сам по себе! Но вот, честно говоря, мы этим редко пользуемся, ленимся или, что в худшем случае, сами не слышим, не чувствуем на вкус, что пишем. И еще позабыта внутренняя ответственность за слово. Ответственность перед читателем и теми, кто тебе поверил. А разве Вам не ведомо, как после сильнейшего всплеска самоидущих и, как правило, очень гармоничных созвучий, словосочетаний, вызванных творческим порывом, то есть вдохновением,  всё равно встает необходимость технической работы и уже требуется не только и не столько чувство языка, но и просто его отличнейшее знание!

- В своем произведении Вы не ограничены рамками ностальгии по шароварам или там сарафанам, Вам удалось подняться на глобальный уровень рассмотрения вопросов, которые сейчас волнуют в мире многих. Нет в Вашем произведении провинциальности, к сожалению, присущей сейчас большей части украинских авторов, да и не только украинских. То есть Вы - смелый автор. И смелый оттого, может быть, что терять нечего. Или я это слишком?

-Смелый, потому что отступать  нет смысла, потому что нужно оставаться самим собой и выражать то, что созвучно, до боли знакомо почти каждому живому человеку, не отягощенному воровством, преступлениями или еще какими-то пороками, но всегда переживающего за окружающих, за близких, родных и детей, и за то, что видит он почти ежедневно и с чем неизбежно встречается на белом свете - в этом прекрасном и яростном мире! Острое перо и слова, проникающие, обязательно сильные, внятные - именно это помогало мне начинать свой путь в журналистику.  Да, уже в то время я не боялся самых сложных тем и отношений, в том числе связанных с преступностью, криминалом, и в 1989 году стал лауреатом премии "Лучший журналист года" по Красноярскому краю за цикл статей "В зоне возмездия" - о житье-бытье заключенных в тюрьмах, о том, что же в это время делают и как живут их жертвы и почему же тюрьма никак не перевоспитывает, но делает людей еще более злобными и служит кузницей кадров для преступного мира. И в этом еще мои, так сказать, житейские эксперименты, в своё время частое общение с отверженными и с самым дном человеческим. Это реально, я ходил специально к бичам и даже жил с ними, лечил одного с ужасной раной с червями, и заодно изучал их мир. И там же услышал, что они издеваются над состраданием таких, как я, потому что осознанно пребывают в таком положении, а никак не потому, что такая у них тяжкая, мол, судьбина. Это просто образ жизни и способ добычи средств к пропитанию, там мало на самом деле обиженных и обществом как бы отвергнутых.  Но встречались и оригиналы, философы и поэты! и мастаки сочинять невероятные истории, что другой раз и слезу могло вышибить у слушателя, и  побуждало его раскошелиться в пользу бродяги. А бродяга мне и сам рассказывал, как это он ловко так может играть на наших чувствах! Конечно, писать они меня, нельзя сказать, что учили, но образы собою являли еще те! Но это тоже ведь мною изначально воспринималось как мир обиженных и несчастных, то есть моё собственное бунтарство и некоторая асоциальность давали знать о себе. Думалось, я это когда-нибудь предъявлю чопорному  и якобы приличному и вместе с тем лицемерному обществу. Но общество само теперь в пострадавших! И это сейчас видно всё более отчетливо! И уже не бродягам сочувствовать можно и тем, кто собирает себе пропитание с помоек, но непосредственно человеческому сообществу, преднамеренно поставленному в уродливые отношения, где во главе угла - примат потребителя, говорящей и совершенно безопасной для управителей человеко-машинки. И вот уже поэтому я за максимальный индивидуализм для каждого и за возможность самовыражения каждому...

 - ... и в уголовном смысле, и в извращениях то же – выражаться на полную катушку?

 - Нет, вот этого я никогда не поддержу, потому что всегда был на стороне жертв преступности. Я о том индивидуализме, что связан с развитием каждой личности, причем нормальным развитием, да, всесторонним и гармоничным. Это для общества все-таки лучше, чем анемичные и ко всему безучастные потребители, это ведь и власть изрядно развращает - безнаказанность и всеобщая незлобивость, то есть наплевательство и на себя, и на то, что происходит с другими, и, таким образом, вообще, вокруг нас. А способные к самостоятельному мышлению, к тому, чтобы оценивать, а если еще и выражать своё мнение - таких власть, понятное дело, терпеть не выносит! И это мы называем гуманным, продвинутым обществом?  Я уже не говорю о тех двойных стандартах в нравственных и моральных понятиях властных и политических кругов, что сегодня только намеренно глухой или слепой не видит. Посмотрите злобу, клевету и бесчинство вокруг Сирии! И массовую лживость, а также продажность средств информации. Нам насаждают так называемую "толерантность" - терпимость к подлости, вопиющей и публичной лжи, извращениям, а стало быть, равнодушие к плановой деградации или управляемому хаосу. Это состояние многих душ и умов человеческих не принесет ожидаемого кое-кем превосходства и фактически господства, это повлечет неизбежную гибель всего живого.

-Но давайте вернемся к Вашему произведению,  которое, знаю, прочитано не только мною и сотрудниками издательства "Лира". О чем чаще всего спрашивают Вас читатели?

-А вот еще о Любви спрашивают, о которой я пишу, и пытаются типа подначивать меня с этого конца, мол, а чего же у тебя её не достаёт, например, к "голубым" и отъявленным мерзавцам, и что же делать сексуально озабоченным? Многих в самом деле тошнит от этой темы. Но это не наша и не моя проблема, если кто-то не понимает разницы между простым половым инстинктом и состоянием сердца, души и чувств человека. Потому-то мой Кот-Зороастр и становится глашатаем Любви настоящей, истинной в общечеловеческом смысле, той, которая нас поддерживает, но которая и спрашивает с нас строго.

Да, это важно подчеркнуть: Кот Босиком, как автор записок и автор всей этой работы - это не одно и то же лицо! И более того, я сам давно уже как бы в другом измерении и несколько в другом мировоззренческом поле, где все-таки поболее терпимости, то есть понимания сложности нашего мира и невозможности одним, пусть даже самым гениальным указом всё сразу легко и быстро исправить, изменить. У автора с Котом-Зороастром много разногласий, но если что-то и роднит их, так это неизбывное чувство, которое кто-то называет витийством, а кто-то пророческим видением мира и вот таким болезненным восприятием всех его неурядиц, неустройства и неподдельным переживанием за чужое горе. Тем хуже для обоих, поскольку этот закон с древнейших времен и до наших дней действует безотказно: в родном отечестве ни лекарей, ни пророков не терпят!

- По-моему, тут важно, чтобы терпение не кончалось у пророка. Николай, нам, пишущим, обязательно полагается знать, кому именно мы адресуем свое творчество. Кто из ранее живущих или ныне здравствующих авторов адресовал свое творчество Вам? То есть, чьи произведения Вы перечитываете чаще всех остальных?

- Если у меня возникает чувство голода по литературе, то обращаюсь к Андрею Платонову. Его произведения у меня всегда под рукой. Поскольку меня более всего интересует информационная насыщенность того, что читаю, а просто повествовательные пассажи там или художественная роспись - не очень впечатляют. У Андрея Платонова важнейшая информация содержится  в каждом слове. И хотя бы о том, как совсем неоднозначно воспринималась людьми и умами того времени большевистская вакханалия, жесточайшая советизация за счет поверженного, растоптанного и просто стертого в лагерную пыль народа…

- Знакомы ли Вы с современной украинской литературой? А с закарпатской? Читаете на родном языке? Что хотелось бы Вам прочитать в переводе на русский?

- Читать на родном языке – всегда восторг! Изумительная красота и сокровенность речи. Я её понимаю, хотя, увы, украинский разговорный основательно за многие годы подзабыт. Но если до сих пор говорят, что Киев – мать городов русских, то я не думаю, что слишком преувеличу, если скажу, что и украинская речь – это батько русской мове! А если что-то не так и по-другому, то, значит, и в нашей общей истории явно какие-то пробоины, пробелы и умолчания.

Обратите внимание, современный итальянский язык - далеко не бедный! Совсем не то, что латынь, скупая и лаконичная. Так и русский по отношению к украинскому чем-то смахивает на латынь. И какой же из этих языков первичен - очень большой вопрос. В России в различных её регионах говорят по-разному и почему-то чаще всего не совсем по-русски, и уж точно, совсем не так, как учат именитые академики и знатоки правильного русского языка, например, тот же Дитмар Эльяшевич Розенталь.

Да, письменная речь должна быть понятной, но никак не академической, тем более - в литературных произведениях. И вообще - а кто установил границы и рамки? С языком можно быть посмелее. До тех пор, пока есть те, кто могут нас понять. И чтобы не впадать в такие известные крайности, что замечены еще А. П. Чеховым: "Подъезжая к сией станции и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа".  

За литературой слежу, но не в качестве филолога: обнаруживаю мастера – читаю с интересом, открываю неведомую прежде информацию – читаю еще как! Да, на знатока в этой области – современной украинской и закарпатской литературе – не претендую, но ничто яркое и самобытное не будет пропущено. В огромном книжном море ( с весьма ограниченным допуском к легальному плаванию) очень трудно обнаружить закарпатские, как впрочем, и таллинские одиночные писательские лодочки и поэтические челны. Здесь без маяков никак! И вот хорошо, что есть такой маяк, например, как в Закарпатье - Ирина Мадрига! Благодаря которому и Кот с записками на маячок прибился! И с помощью огоньков,  подаваемых с литературного маяка им. Ирины Мадриги я узнал некоторые имена и фамилии интересных местных и украинских авторов, например, Марьяны Неймети, Петра Мидянки, Петра Скунця, а также Лины Костенко, Сергея Жадана.

Я не могу ничего сказать о том, что украинских авторов лично для меня нужно переводить на русский. Нет, не нужно. А вот если наоборот, то очень даже кстати могло бы оказаться. Особенно, если бы Кота с его особыми речевыми выкрутасами.   

- Мы поговорим с Вами о политике или оставим эту тему для пресс-конференции? Тут возможен вариант ответа о том, что тему и без нас уже заболтали, но, мол, если кому-то интересны политические убеждения Боярчука, то он их достаточно подробно изложил в Коте.

- О политике? Можно! Но сначала нам потребуется договориться о том, что мы называем словом «политика». Явную и заведомо нечестную игру в наперстки хозяев жизни с так называемым электоратом? Так это в народном понимании и не политика, а откровенный беспредел, цинизм власти, бесстыдство тех, кто к ней рвется. А если за «политикой» сегодня в любой стране – сложнейший узел современных социальных и экономических противоречий, то кто же эти противоречия намеренно и создаёт, если не те же самые политики?! Или они тут ни при чем? А во всем виноваты вы? Или я? Или наши читатели? Меня ставит в тупик вот это уже общепризнанное выражение, что «политика – это грязное дело». И, тем не менее, ею всё равно многие занимаются - и с упоением! И массы в основном почему-то с восторгом аплодируют тем, кто заведомо занят грязными делами, то есть тем же самым политикам…

- Не кажется ли Вам, что Ваше произведение представляет собой не вполне удобоваримый микшированный продукт, не совсем годный для питания читателя, изголодавшегося по простоте и ясности излагаемого, то есть, чтобы котлеты и мухи - отдельно? Меня, например, несколько напрягала Ваша стилистика - с массой лексических инверсий, когда приходилось возвращаться по тексту, чтобы понять смысл того или иного предложения. Но закрадывалось подозрение, что стилевые особенности произведения тщательно продуманы Вами - именно для того, чтобы читатель не забывал правило "повторение - мать учения".

- А вот послушайте другой раз речь простого народа. Он ведь не говорит академическим языком и по букварю не говорит. Инверсия, самые необычные образы, сочетания, умолчания, неожиданные обрывы, переходы – всего этого полно в народном говоре! У меня строй письменной речи частенько проверяется чувством, дыханием, ощущением, я не могу естественный в этом случае язык переодевать в мундир правильных и стандартных стилистических конструкций. Если кто-то жаден до обычного чтива с однообразным описанием, например, того, как герой книги попил где-то кофе, затем вытащил пистолет и приставил его к виску собеседника, а фонари при этом даже не качнулись на улице, то я, конечно, в этом случае, для читателя несъедобен. Меня уже однажды уличили в концептуализме, моя дочь, пожалуй, первая обратившая внимание на то, что я пишу всегда нечто концептуальное, то есть с подтекстом и принуждением читателя вникать в текст. Да, другой раз это кому-то невыносимо, противно, скучно. Но с другой стороны - я не представляю, как это можно увлекаться бессмысленными текстами и тем более – насыщаться ими? Да, таким образом я преднамеренно делаю свою аудиторию по составу много уже, но однажды массовый читатель присоединится к ней. Когда поймет, что до этого он питался лишь литературной ботвой и информационными помоями.

- Можно ли ожидать от Боярчука, что следующее большое произведение он посвятит Украине, которая не бросает своих детей?

- Запросто. Это очень важная тема – помнить о своем родстве, о предках, хранить их дух и не предавать самое дорогое за холопью похлебку и мнимое благополучие от тех, кто подчас и не скрывает свою конечную цель – владеть чужой землей, чужими умами, чужими женами и детьми. Да, думаю, нормальные дети также не могут быть безучастными к своим близким и тем более, к Родине! И сегодня ведь каждый человек по сути поставлен перед выбором: отречься ли от себя самого и того, что дорого, и принять условия нарождающегося нового мира и нового мирового порядка? Или все-таки противостоять, сколь хватит сил, аппетитам банкиров и финансовых господ нашей Планеты?

А Родина что? Она разве не выражена через конкретных живых людей как раз и выражающих совместно или в одиночку это чрезвычайно ёмкое понятие? Значит, если писать об Украине, это писать о её славных людях, и все равно - живших ли тысячу лет назад и видевших римские легионы, или живущих сейчас. Почему «славных»? А другие разве бывают на родине?!

Теги: Боярчук, Мадрига, Записки, Кот, Босиком

4 Коментувати

Ділитись

На головну

Додати в закладки

Версія для друку

Переслати