Зимние картинки. Ночь

Просыпаюсь, как от толчка, вдруг, хотя на самом деле меня ничего не тревожит: ни дурной сон, ни боль, ни тяжёлая мысль, запутавшаяся в подсознании. Я на дне, надо мной плотная, вязкая ночь. Она похожа на забытый атрибут ученика прошлого века – чернила. Мы набирали эту каверзную жидкость в прозрачный резервуар авторучки, медленно опускали поршень вниз. Округлое тельце ручки постепенно, как ядом, заполнялось тёмной жидкостью. Она насыщала её не сразу, вилась дымком, слоилась, выписывала причудливый фигуры, наконец, процесс заканчивался, тайна действия исчезала и авторучка, до краёв наевшись темноты, превращалась в коварное пишущее перо, которое изрыгало кляксы, пачкала одежду и руки, но я её всё равно любила за чёрный цвет чернил, которым отдавала предпочтение, хотя учителя настаивали на фиолете. Мне нравился сам процесс насыщения чрева самописки, миг перехода из вакуума белизны к полноте чёрного, гармония контрастов. Наверное, я чувствовала себя алхимиком, колдующим над познанием непостижимого.

Раньше, как только просыпалась, возникал вопрос: « Где я?» Теперь он больше не приходит. Твёрдо знаю где я и своему присутствию в этом пространстве уже давно не удивляюсь, хотя, признаюсь, поначалу оно меня терзало.

У наших ночей в горах есть сестра – тишина. Они приходят рука об руку, такой у них совместный уговор. Ночи здесь тихие до звона, боли в ушах, стона. Моя комната в темноте раздвигает границы, теряет очертания. Она кажется бесконечно-запутанной, пустой и незнакомой. Вещи и предметы размыты, громоздятся и приобретают новые очертания. В безлунные ночи исчезает всё. Нет мебели, дверных и оконных проёмов, чернильно-чёрный фиолет до краёв заполнил резервуар дома и кисельно застыл. Нет ни шорохов, ни звуков, они притаились за дверьми, нет ветров, сада, домов, гор. Я придвигаюсь спиной к кафельной стене, хитроумно согреваемой из кухни печью. Она ещё жива, дышит теплом. Меня не тревожит вопрос: «Который час?» В нём нет смысла. Давно уже живу в безвременьи. Ночь, как пустыня, без конца и края вокруг меня и надо только смиренно ждать, когда наступит утро.

Зимние ночи в селе протяжно-длинные, скорей бесконечные. Они начинаются с приходом темноты, длятся – вечность. Ночь бывает кокетлива. Она, как снисходительный поцелуй, дарит  маленькие радости. Для меня это канал«Еврокино», мой лёгкий наркотик, друг, собеседник, невидимая связующая с безграничным миром нить. В нём, как в складной матрёшке, особо живет любимое - французское. Я гурман, поглощающий чужие изысканности, где правят бал абсурд, случайности, мастерски нанизанные друг на друга, там много иронии, вкуса, французского шарма и совершенно немыслимых историй. Дочери устраивают одиноким матерям личную жизнь, наконец, влюбляются и попадают в расставленные ими же сети. Мамаши с возрастом не теряют лоска и привлекательности, сами того не подозревая, увлекают мужей дочерей. В итоге папа женится на бабушке, мама находит новое утешение. От всего увиденного кругом идёт голова. Роман с бывшим зятем, заканчивающийся браком, вечер при свечах с мужчиной, влюбленным в дочь.

Несравненная Катрин Динёв в паре с Жераром Депардье на фоне марокканских пейзажей, как рулетку, раскручивают банальный сюжет встречи мужчины и женщины через тридцать лет совместного небытия.

Он, Депардье, потерянный, измученный, смешной в своей растерянной неуклюжести до сих пор влюблён и холост. Она, вся лёгкое кружево, сотканное из очарования чуть заметного увядания и бремени семейных проблем. Она полагает, что всё в прошлом, он без всяких оснований надеется. Я вся внимание и в тоже время в полусне, я в мире условностей искусства, иной реальности, меня раскачивают волны лёгкой грусти, любовных чар, чудесной музыки, воркующе-журчащих звуков незнакомой речи, многослойного, как торт, сюжета. Ох, уж это французское кино!

Не все замечательные фильмы влетают в мою комнату, как прирученные птицы, порой их приходится ждать часами, но я на посту, в плену какой-то чепухи, смотрю - не отрываясь. Нажать кнопку, остаться с глазу на глаз с ночью - не по силам. Утром голова отказывается подняться с подушки, глаза не открываются, тело поломано, болит. Что же смотрела вчера? Пытаюсь вспомнить – не могу. Снова, как Прометей, прикована к экрану, кино пожирает мою печень, я его заложница, покорный безвольный раб. Ночь сплелась с днём в крепких объятиях, границы между ними невидимы, стёрлись. Бодрствую среди темноты, при свете - хожу, как сомнамбула. Неужели это и есть моя реальность? Может, она, настоящая, прячется за экраном? Я привязана к многоголосо-разнообразному потоку разного кино, не мыслю без него своего существования. Возможно это  Бернардо Бертолуччи фильмом МЕЧТАТЕЛИ, впервые увиденном этой зимой, так всколыхнул меня.

Пора спать, надо бы выключить телевизор. Не тут-то было. В дом без приглашения врывается заводной жизнелюб Эмир Кустурица и лихо так подмигивает. Тут уж точно не до сна. Уже конец? Какой, к чёрту, конец? Кульминация, апофеоз, театр, гротеск, бурлеск и буффонада.

 На просёлочной дороге не разойтись двум процессиям: одна скорбная, похоронная, другая – радостная, свадебная. Там плачут, тут – танцуют. Приближается погоня, мафия вооружена и жаждет возмездия. Её главарь, хозяин притона, позорно кастрирован, смешно держится за причинное место. Свадьба нетерпелива, священник в затруднении, не решить что прежде: похорон или свадьба. Отверженный поклонник Драгицы (имя-то какое) выбрался из западни, грушей висит в церковном окне, но это ещё не всё. Как говорят славяне: гулять, так гулять. С неба падает  циркач в костюме Бэтмена. У несчастного что-то заклинило, он вылетел из цирка наружу, долго и трудно парил над землёй, наконец, удачно катапультировался. В церкви в недоумении. Одни - считают упавшего с неба дьяволом, другие – ангелом. Неприкаянный,  всеми забытый гроб с покойником оседлал жаждущий мести мафиози. Бедолага мчится с горы и попадает прямо в ту же самую  в яму-западню, придуманную дедом-женихом для ухажёра своей невесты Драгицы, который только что удачно выбрался. С дедом не так всё просто. В начале фильма он собрался умирать, но передумал и решил жениться. Внук выполнил его предсмертный завет: продал корову, купил икону Николая-чудотворца, привёз невесту Ясну. Вот они все четверо и венчаются под музыку  Горана Бреговича. Да здравствует Сербия! Где мой сон? Кто его поймает? Может, принесёт на крыльях сербский Бэтмен? Я хохочу на весь ночной дом, подражая актёрам, пытаюсь пританцовывать в постели. Коты смотрят из тёмных углов в недоумении, мыши прекратили возню на чердаке. Я сошла с ума, спасайте меня!

 В какой-то миг, поймать его невозможно, погружаюсь в сон, но он недолгий. Я снова лежу, не открывая глаза, ухо прислушивается. Знаю – уже скоро, вот-вот. Действо ещё не началось, но душа томится его предчувствием. Вот он, горн, предвестник. Там, за окном, в глубине безмолвия ночи раздаётся, губит, низвергает с пьедестала, крушит в прах все ночные запреты безумный, ликующий, истошный до неприличия вопль петуха. Может, Кустурица бушует уже на дворе?

Ночь, как и подобает королеве, держит интригу до последнего, шуршит кринолинами и взбитым шёлком юбок, стучит торопливой туфелькой, она пахнет фиалкой и елью, она шепчет, перетекает, растекается вширь сквозняками, ещё многое в её власти. Квадрат окна сереет, в комнату плавно вплывает мебель, занимает, как зритель, свои места. Контуры её ещё не очерчены, она пугающе размыта, похожа на блуждающие приведения,  пройдёт немного времени и мебель обретёт свои формы. Я больше не в силах смотреть в бездонные глаза темноты, снова засыпаю.

Тёмные ночи – признак ненастья или новолуния. Говорят, под покровом темноты ходит по своему двору и плачет самоубийца Василина. Нет ей на том свете покоя. Нет в доме без неё счастья. Не прошло и года, как её мужа привезли искалеченного из Чехии. Свекровь совсем сгорбилась, превратилась в большой речной камень-валун. Только дочь-студентка, наливается, как розовый бутон, красотой, сама того не ведая, повторяет мать в жестах и скороговорке.

Но есть и пронзительно светлые ночи, когда освещён двор, поле, луг, линии гор плавно очерчены и ясно видны. Серебряный люминесцентный свет прозрачно струится с неба, заливает тихую земля. Он падает в окно, преломляется и оставляет на полу его двойник, чёткий  серый квадрат.

В такие вечера мы выходим пройтись. Синий снег мерцает бриллиантовой крошкой, сахарно похрустывает под ногами. Звук шагов будит ночь, она вздрагивает, поводит плечами и снова погружается в сон. Звук пугается, мячиком отскакивает от ног к реке и там теряется. На ночном занавесе ночи то там, то тут развешены, горят янтарные окна. 

Теги:

6 Коментувати

Ділитись

На головну

Додати в закладки

Версія для друку

Переслати